Эссе
Учитель – профессия дальнего действия
Учитель – профессия дальнего действия
Мои ученики, когда разговоры заходят о будущем, часто любят говорить: «Вот когда мне будет двадцать… Вот когда мне будет тридцать… Вот когда мне будет пятьдесят…» При этих словах они переносятся в необозримое для них будущее и гадают, кем будут работать и где жить. Я в такие минуты думаю об одном: да, это важно, какую они выберут профессию, как у них сложится жизнь, но гораздо важнее, какими они станут людьми и какова будет моя мера ответственности за это.
В школе есть отметки за знания, но нет отметок за духовно-нравственные качества ученика. Можно иметь отличные успехи по предмету, но быть эгоистичным и тщеславным. И наоборот. Можно не успевать по предмету, но быть отзывчивым и добрым. Хорошо, когда всё это находится в гармонии: и прочные знания, и высокие духовно-нравственные качества. Результат деятельности учителя, смог ли он воспитать из ребёнка гражданина, человека всестороннее развитого, самостоятельного, отзывчивого, честного, открытого, способного устоять перед соблазнами мира и не упасть, станет ясным спустя десятки лет. Учитель – профессия дальнего действия. Я верю и твёрдо убеждён, что учитель был и остаётся инженером человеческих душ, как бы ни банально и затёрто звучали эти слова.
У Валентина Распутина в книге «Уроки французского» есть мысль о том, что ученики чувствуют свою вину перед учителями не за то, что было в школе, а за то, что с ними во взрослой жизни. Можно перефразировать эти слова и сказать, что и учителя чувствуют свою вину за то, что стало с его учениками в будущем.
Я не столь долго работаю в школе, и мне ещё не приходилось выпускать классы, но я часто представлял себе это расставание и потом встречу со своими учениками спустя годы. Я, конечно, к тому не бросил образование, работаю в школе, отец большого семейства, мы идём с женой и двумя детьми по городу (а город мой маленький, пройти по центральным улицам и не встретить знакомого практически невозможно), навстречу нам идёт какой-нибудь здоровый парень с ребёнком на руках, тоже с женой, и я не узнаю их сразу, но они, улыбаясь, счастливые, обращаются ко мне: «Александр Михайлович, здравствуйте! Это мы… Помните нас?» Я пойму всё (по улыбке, по глазам, по словам), что стало с моими учениками – они счастливы, им не стыдно смотреть мне в глаза.
Но я боюсь и другой встречи. Что когда-то меня окликнет… Нет, не окликнет, а сделает вид, что не узнал меня, пройдёт мимо другой ученик, потому что ему стыдно смотреть мне в глаза. Я сам его узнаю и остановлю, пойму, что что-то случилось. Какую боль я тогда почувствую и вину? Самый независимый и неумолимый судья – это твоя собственная совесть.
В седьмом классе, в котором я являюсь классным руководителем, я старше детей на тринадцать лет. Это и мало, и много. Когда один из ребят со смехом сказал, что не представляет, каким он будет в семьдесят, то я представил, сколько мне будет в это время: восемьдесят три. Каким я буду в эти годы? Буду ли я вообще? Часто учителю не дано видеть своих учеников в будущем и гордиться ими.
Мои прадедушка и прабабушка – Литвинец Михаил Иванович и Литвинец Анастасия Семёновна – были учителями. На лучшие годы их жизни пришлись двадцатые, тридцатые, затем война. Мой прадед, учитель русского языка и литературы, завуч школы, добровольцем ушёл на войну. Он не вернулся с фронта. Прабабушка одна воспитала троих детей, до самой старости работая в школе учителем математики. Когда я смотрю на старые фотографии, где мой прадед принимает в конце тридцатых годов у старшеклассников экзамен, или на прабабушку в окружении своих учеников, всегда аккуратную, в платье с белым воротничком, с мягкой улыбкой на лице, то я понимаю, что где-то здесь, в моём городе, проходят, быть может, рядом со мной, молодым учителем, правнуком, их ученики, которые уже в возрасте и сами дедушки и бабушки. В такие моменты чувствуешь непрерывную нить истории, свою связь с прошлым, реальность настоящего, слышишь шаги будущего.
Когда в пятом классе дети говорят о том, кем бы они хотели стать, то некоторые называют профессию учителя. Я испытываю и гордость, и страх. А если они разочаруются? А если этот выбор – давление авторитета, харизмы учителя? Имею ли я право отговаривать или настаивать? Где та тонкая грань между свободным выбором и давлением авторитета?
Мечтал ли я с детства стать учителем? Нет, даже не думал об этом. Моими любимыми словами были «я сам» и «я знаю». Я всегда стремился к самостоятельности и был любознательным. В детском саду я видел себя в профессии адвоката – теперь я понимаю, это во мне говорило обострённое чувство справедливости, мне хотелось помогать, защищать. Потом я хотел быть археологом, историком… Всегда любил русский язык и литературу, неплохо писал сочинения, занимался литературным творчеством, много читал. Судьбоносное решение о профессии я принял только к концу десятого или началу одиннадцатого класса. Но теперь, осмысливая прошлое, я думаю, что на этот выбор повлияли и моя личная предрасположенность, и личный пример учителей, которые были у меня в школьные годы, особенно учителей словесности – Натальи Павловны Родак и Ольги Михайловны Лариной.
При встрече с моими учителями я до сих пор испытываю некоторую робость, которая происходит от моего большого уважения к ним и почтения. Они видят, кем я стал, хвалят меня как педагога и человека, поддерживают, гордятся мной. Я понимаю их чувства, но всегда задаюсь вопросом, соответствую ли я их словам? Один из главных критериев учителя – честность по отношению к себе и ученикам.
Я убеждён, что каждый урок русского языка и литературы уже сам по себе воспитывает в ученике лучшие качества его души. Литература, по силе заложенного в ней духовно-нравственного опыта, не имеет себе равных, а язык, на котором написаны великие художественные произведения, – это дух народа, то, что определяет нацию. Я не перестаю удивляться возможностям и пластике русского языка. Я не сомневаюсь, что учитель – одна из главнейших профессий, но я сомневаюсь в себе. Я не могу ответить на вопрос, какой я учитель. Каждый день я прохожу через горнило сомнений: интересный ли получился у меня урок, смог ли я воспитать в ребятах чувство доброты, отзывчивости, патриотизма, честности. Думаю, что на этот вопрос я сам смогу ответить не через год, два или три, а через десятки лет, когда увижу своего ученика и посмотрю в его глаза. И всё пойму.
